<<<< Улица Кожевенного района.

Дверь склада никак не поддавалась, да и пальцы парнишки совсем окоченели и не могли уже дёргать за ручку. Вдруг, дверь резко открылась, и Чарли обдало теплом из помещения склада.
- Ой-ёй-ёй! - Только и сказал парень, когда его одним движением втянули в склад, а после ещё и упёрли дуло пистолета в лоб.
- Те чё здесь нада, щенок, а? Стащить чё удумал? - Брызжа слюной начал допрашивать один из шайки Грифа, другие мужчины стояли рядом и хищно улыбались.
- Мужик, я с тобой разговаривать не собираюсь, не к тебе пришёл. А ну-ка, дядьку Грифа мне кликни, я ему гостем буду. - Слишком громко, от страха видимо, произнёс Чарли, и сам даже удивился своей наглости. "Ой, что я наделал... Они же меня прямо сейчас и пристрелят.." Чарли хотел сказать, что это он нечаянно всё выпалил, и даже уже открыл рот для очередной пламенной речи, да только его опередил громкий смех бандюганов. Пистолет задёргался перед лицом Картера. Мальчик сильно испугался, что смеющийся бритвенник нечаянно нажмёт на спусковой крючок.
- Дядя, я тоже смеяться умею, Вы мне Грифа-то приведите, я же по делу как никак. - Напомнил Чарли зачем пришёл.
- Ладно, малёк,  стой тут, ща я кликну пахана, авось тебе повезёт и он тя не пристрелит сам. - Лохматый передёрнул плечами и ушёл куда-то вглубь склада. Чарли не шевелясь снова бегло осмотрел всех присутствующих - пять здоровенных, на вид ненормальных мужиков, у всех огромные ножи, кроме одного бандита.. У того был пистолет, чьё дуло до сих пор маячило перед лицом мальчика. Все, казалось, потеряли интерес к Чарли, кто-то вычищал грязь из-под ногтей ножом, кто-то просто стоял и хрустел костяшками пальцев, но стоило только парню шевельнуться, как их взоры тут же устремлялись и намертво впивались в него.
- Да чё вы как не родные, я ж почти свой. У нас тоже во складах база есть. И мы тоже набеги совершаем. Вот вообще, я может подрасту и к вам в банду попаду, - попытался наладить контакт Чарли, - я, между прочим, самый главный, среди двоедушников, после Ноткина конечно, но у меня орехи самые крепкие!  - Очень убедительно произнёс парень. От последней фразы бандиты загоготали пуще прежнего.
- Ну, ты мужи-ы-ы-ык! - Растянул один из бандюганов и протянул Чарли руку, Картер, что бы не показаться слабаком, изо всех сил пожал её. Мужики снова ухмыльнулись, но тут же улыбки сползли с их лица. Чарли перевёл взгляд, туда же, куда смотрели бандиты. В проходе стоял Гриф. Он посмотрел на двоедушника и ухмыльнулся.
Чарли внимательно выслушал его и даже благодарно кивнул, когда главарь приказал убрать от мальчика пистолет.
- Я ж это, по делу так-то. Вы уж наверно слыхали, что в городе чп? Так вот, я знаю много разных лазов и безлюдных местечек, все короткие дорожки. Думаю вам сейчас самый раз будет полезно ходить закоулками. Так же я могу перед каждым вашим выходом на дело пробегать по городу, проверять где стоят патрульные и докладываться Вам. - Чарли уверенно посмотрел в глаза Грифа. - Думаю, это достойная цена за мою просьбу..

Чарли нетерпеливо переступал с ноги на ногу. "Чёрт... Что ж он так долго думает? Умный же мужик.." На самом деле Гриф думал не очень долго, просто для Чарли, ожидавшего свой приговор, каждая минута длилась нескончаемо долго. Наконец Гриф заговорил, и сердце мальчугана ухнуло и провалилось куда-то в живот. "Отказал! Как он мог?! Он ведь даже ещё не выслушал, что я от него хочу!"- Чарли сжал кулаки и обиженно закусил губу. Глаза нестерпимо защипало. "Хрен вам! Не зареву! Ни за что не зареву, я же не девчонка какая нибудь и уж тем более не пёсеголовец, это они известные рёвы, а я не такой!" - Чарли исподлобья глядел на мужчину, пока тот объяснял почему не хочет, что бы парень работал на него. "Ишь ты какой продуманный! Всё о себе только думает. Будто я захочу работать у него, когда вырасту, коли он так гадко поступает сейчас! Да чёрта-с два!" - если б Картер мог, он бы сплюнул Грифу сейчас под ноги, но осознание того, что любой проступок сейчас может очень тяжело караться, мальчик лишь дальше молча слушал главного бандита.
- Ну конечно, ещё нянек мне навяжите.. - еле слышно бубнил Чарли, - я с ними только дольше до дома идти буду.. А мне ещё сестру сп.. сп.. спасать... - последнее слово парень еле сказал. Оно комом застряло в горле и напрочь отказывалось выдыхаться. "Схвати меня Шабнак за ногу.. это же ОН!!" - Картер с разинутым ртом уставился на одного из "нянек", приставленного Грифом. Мужчина назвал его "зорким". Видимо с чувством юмора у главаря бандитов всё было нормально, ибо у этого "зоркого" был выбит глаз.
  У Чарли моментально всплыли воспоминая - как он он выпрыгивает из тёмного вагончика и, что бы как-то защитить своих друзей от этого бандюги, хватает с земли первое, что попалось. То была гайка, незамедлительно пущенная из рогатки прямо в бандита. По воле случая Чарли выбил убивцу глаз, но всё-таки смог спастись от разъярённого мужчины.
Их взгляды встретились. Зоркий здоровым глазом словно прожигал мальчика. Его воля - он застрелил бы сучёнка прямо сейчас. Но, нападать ни с того ни сего на Чарли ему было невыгодно. Ведь он-то всем своим товарищам навещал лапши на уши, что это он Шабнак ходил ловить, и почти поймал, а та ему глаз-то и выколола своими костьми. Он даже заслужил уважение со стороны некоторых бандитов. И вот сейчас такой отличный шанс расквитаться с обидчиком, но собственная ложь не позволяет ему этого сделать. По крайней мере на глазах у всех..
- Гриф, ты подумай, какого рожна двоих-то посылать? Давай-ка я один схожу, провожу, всё у нас нормально будет. Нада будет - я ж его, родимого, на руках донесу! Ты токма отпусти. - елейным голосочком заговорил одноглазый.
Чарли чуть не завизжал:
- Ну уж нет! Вы уж лучше меня сразу прям тута пристрелите, а с этим глазастым я не пойду!
- А ну, заткни пасть, сука! - Прошипел Зоркий.
Гриф удивлённо смотрел на эту короткую перепалку.
- А чё ты меня затыкаешь-та? - Чарли от страха снова заговорил громко и явно напрашивался на пулю в лоб. Все бандиты замерли, ожидая чем же всё закончится. - Я же те ща второй глаз выбью как первый выбил! Рогатка моя с собой! И не боюсь я тебя вовсе! - Чарли весь распетушился. В кровь хлынул адреналин, как перед очередной дракой. И даже кулаки зачесались. Зоркий взвыл. Вся легенда про Шабнак полетела псу под хвост!
- Ах ты паршивец! Гриф не слушай его, клевещет он! - одноглазый посмотрел на своего главаря. Все вокруг начали дико гоготать, даже сильней, чем когда Чарли рассказал, что ему тут нужно. Картер, услышав смех над Зорким, будто набрался смелости, адреналин ещё сильней захлестнул парнишку и вскружил ему голову. Мальчик захлёбывался собственной смелостью. От страха не осталось и следа. Казалось, подойди одноглазый сейчас к нему и Чарли просто перегрызёт ему горло. Или набросится и пальцами выдавит оставшийся глаз.
В глазах Картера появился какой-то маниакальный блеск. На сухих, обветренных губах появилась странная улыбка, обнажающая неровные детские зубы.
- А ты уж небось нарассказывал всем, что в какой-то великой битве глаза лишился? Так я расскажу как дело было. - Чарли окинул взглядом всех бандитов. - Он хотел ограбить маленькую нищую девочку, а я защитил её. И глаз я ему выбил, что бы не совался больше! - Ну конечно Чарли немного переврал произошедшее, но уж лучше выставить одноглазого полным подлецом, что бы уж наверняка остаться нетронутым. Ведь не должны же нормальные мужики позволить такому ублюдку, каким оказался Зоркий, напасть на маленького героя.
Одноглазый начал шариться по карманам, пытаясь отрыть револьвер:
- Гнида, я пристрелю тебя!

Дом скупого купца --->
Ближе к исходу ночи, когда небо где-то над бурым, неприветливым степным краем показало и свой край, светлеющий, в двери вотчины Грифа стали стучаться. Тяжело, аж металлические листы, которыми эта дверь была обита, задребезжали и загрохотали, заполняя склад и вовсе инфернальной смесью звуков. И это помимо молодецкого похрапывания одних ребят Филина, не выдержавших ночного бдения. Помимо нестройной мешанины грубых, хриповатых голосов других, глухого звона алкогольной тары, разбиваемой сразу же, об край стола; помимо множества вздыхающих, поскрипывающих, шелестящих звуков, какими живёт ночью любая промышленная или складская зона.
Бурах бился в ворота довольно долго, поди, дозовись нетрезвое ворьё из логова. Стал уж было подозревать, что проделает в листовом железе двери вмятину. Стоило занести кулак для очередного, уже явно не вежливого и не осторожного удара, дверь открылась, потянуло человеческим теплом, вяжущими ароматами твириновки, потёртой резиной, старым деревом, порохом. Артемий еле успел остановить руку, иначе невольный удар пришёлся бы точно по челюсти вылезшего из склада бандита - у этой образины челюсть и так явно была то ли больна, то ли вовсе сломана, и кокетливо подвязана платком.
- Ччё хошь, залётный. - Гостеприимно осклабился громила, смачно плюнул на землю. - Вали отсюдова, пока не наваляли.
- Да на тебя чихнуть - сам завалишься, - Вздохнул Бурах, предусмотрительно поставил ногу к косяку и постарался втиснуться в дверной проём сам. Получилось. Бандит, увидев, как гаруспик заполняет собою почти что весь дверной проём целиком, слегка протрезвел. - А мне бы к начальнику твоему, добрый человек. Поговорить.
- Поздно, не положено. - За спиной у криминального элемента зашевелились товарищи, посмотреть, что за гость явился посредь ночи. Тот осмелел, но вытеснять Артемия обратно на улицу пока не отважился. - Вали, говорю, откуда пришёл.
Гаруспик, несмотря на комок змей, вертевшихся в желудке и не только, постарался одарить встречающих самым тяжёлым взглядом, на какой был способен. Хорошо, что тусклое пятно света от слабой лампочки не распространялось до входа, и бандитам не видно было, что лицо у него серое, как старая простынь.
- Ты, умник, спроси сначала. Скажи, что Бурах пришёл. Может, у меня назначено? Не с тебя ли он потом стребует, если дело сорвётся? - Под мощным, ударопрочным черепом громилы явственно началась неторопливая, непривычная мозговая работа. Брови нахмурил, не хватало только язык высунуть. Артемий против воли расплылся в улыбке. Миниатюра длилась добрые три минуты (а то и все пять).
- Ладно, спрошу. Никуда не ходи, шаг ступишь - назад вперёд ногами. Ребя! Приглядите тут. - И обладатель титанической мыслительной силы развернулся, пошатываясь и хватаясь за подручный металлолом, а то и людей, пересёк мутный круг света и пропал в темноте за ним. Артемий мог бы по звуку шагов определить, куда тот направился, но гул и реплики грифовых молодцев не давали прислушаться.
Несмотря на предупреждение, он всё же сделал шаг вперёд, прикрыл за собой опасливо скрипнувшую дверь, распрямился во весь рост, опёр спину о косяк. Стоять, согнувшись, для него всё ещё было тяжеловато. Надо бы было к Оспине вернуться. - Но здесь работало его непреодолимое бычье упрямство. Идти просить помощи у женщины? Пусть мудрой, пусть той, которой он издавна доверял, но всё же. По крайней мере, он должен был предпринять самостоятельную попытку. От напряжённых размышлений Артемию слегка поплохело.
Давешний знакомый с завязанной тряпкой челюстью вернулся явно накрученный, притихший, молча сделал Бураху знак следовать за ним. Пересекая световой круг, гаруспик постарался закрыть ладонью лицо с явными признаками нездоровья. Нужно было ещё следить, чтоб не споткнуться - хлама здесь валялось порядочно. На положенном плашмя ящике, накрытом какой-то рваниной, спала, сладко изогнувшись, полуобнажённая твириновая невеста. Не то что бы хлам... Нога то и дело цепляла кусок арматуры, или покрышку - чёрт знает, зачем ребятки Филина натащили сюда столько разнообразной бессмыслицы. Видимо, у них был сильно развит хозяйственный инстинкт.
- Здравствуй, Григорий. Тут дело есть... - Начал было Бурах, различив впереди тонкий силуэт, который никому, кроме Грифа, принадлежать здесь не мог. И поспешно заткнулся, обнаружив перед собой злое лицо, с которого нехорошо смотрела пара покрасневших с явного недосыпа глаз. Разбудил я его, что ли? - Конечно, простому Артемию в голову не пришло, что не все обитатели города придерживаются того же беспорядочного расписания, что он сам.

Поскольку присесть никто не предлагал, Артемий сам, тихо покряхтывая от натуги, подогнал поближе шину, предположительно, с малого тракторного колеса, и неуклюже на неё взгромоздился. Сидеть было неудобно, колени чуть ли не вровень с подбородком. Гриф, очевидно, чувствовал себя вполне комфортно, с удобством рассевшись на постели. А посетитель, значит, мнётся, переступает с ноги на ногу, не знает, куда глаза деть. Гаруспик усмехнулся про себя - нравилась ему эта удалая наглость Филина. Может, потому, что в наглости тот чаще бывал честен.
- Тебе всё торговать, Гриф, - Добродушно отозвался Бурах, озабоченно запуская пальцы себе в волосы. - А то, что Сабуровы скоро такими темпами прикажут оцепить твой склад, наподобие заражённого района, тебя не волнует? Город чуть ли не на ножах, а у тебя бизнес. - Звучало это скорее одобрительно, с ответно смешливыми интонациями: вот, мол, прохвост. Всем - хоть в прорубь лезь, а Гриф - ничего, живёт. И проживёт, если не вмешается зараза или бравые полицаи... - А поболтать как-нибудь в другой раз, не обессудь. По делу я. - Заодно гаруспику подумалось, что "поболтать по душам" с Грифом чревато тем, что проснёшься на другой день в какой-нибудь канаве, последняя рубашка с тела снята.
Кинув пару быстрых взглядов по сторонам, он убедился, что лишних зрителей нет. Ну, то есть как "нет": провожатый в платочке довольно шустро убрался - умел Филин напустить страху на своих подданных. Других желающих послушать, что делается, не было. Сложно было утверждать наверняка: тонкие перегородки вряд ли годились вместо звуковой изоляции, бочки и прочий мусор позволяли без особого труда скрытно разместить целый взвод бандюков, в случае чего. Особых секретов у Бураха пока не было, но не хотелось, чтобы даже небольшое твоё дело обсуждали в половине городских подворотен. Ещё раз повертев головой, он успокоил свои подозрения и собрался с духом.
Оратором Бурах никогда не был. Ему было сподручней говорить прямо, по-свойски; исхитряться, мудрить, привлекая к себе внимание слушателя, заставляя того воспринять слова под нужным ракурсом - это было не про него. А уж притворство давалось ему и того хуже. Сбивчивой речь, конечно, не становилась, уши не краснели, однако, его ложь распознавали быстрее и чаще, чем он хотел бы. Та же Оспина: Артемий пытался как-то покривить душой перед дочерью Степи, нехорошо сделал, не тех людей послушал. Оспина в ответ глянула насмешливо, презрительно, проницательно. Речь вела так, будто поверила, однако, в интонациях ясно слышалось: "Эх, Бурах...".
- Я слышал, что ты, Григорий, перехватил большую партию медикаментов из Столицы. - Наконец решительно соврал Артемий. В случае чего, с него и спроса не было: "слышал". Осведомителей раскрывать - последнее дело, и сам Гриф должен был хорошо знать этот воровской закон, один из основных. - Что за это дело люди на тебя с вилами пойдут - сам, небось, знаешь, дело твоё... Мне бы долю. Плачу щедро. - О том, что медикаменты нужны ему самому, и не когда-нибудь, а, желательно, сейчас, гаруспик тактично умолчал. Узнай об этом Гриф - небось, содрал бы втридорога, пользуясь тем, что дело срочное.
С другой стороны, о срочности дела говорил сам приход посередине ночи. Эх, раскусит. - Досадливо поморщился Артемий, заодно выражая таким образом недовольство по поводу очередного спазма, завязавшего, кажется, кишки в тугой узел. - Ну и чёрт с ним. Со мной выгодней иметь дело, нежели не водиться вовсе. - По крайней мере, такие ходили слухи. Вряд ли Гриф был настолько суеверен, что поверил в сказку про "мясника". Гаруспик вообще не думал, что человек в здравом разуме да в трезвой памяти способен в такое поверить. Вздохнул, нагорбился, так что ворот куртки скрыл пол-подбородка, запихнул поглубже показавшийся из сумки угол шкатулки с отцовским наследством и пристально глянул в лицо Филину - только чёрта с два чего прочтёшь на лице вора, беззаконника.

Отредактировано Артемий Бурах (2011-09-27 12:31:49)

- Шпана, - Буркнул Бурах, сразу как-то заугрюмев, сильно не обрадованный ответом Филина. - Добрые дела либо делаются быстро, либо не делаются вовсе. - Гриф оживился, потом будто бы поскучнел, но всё равно нехорошо глядел; не волком, без прямого лиходейства, скорее, кошкой хищной, степной. - Ну что ж, Григорий. Раз такое дело, долго задерживать не стану. Не гневайся уж, что посредь ночи поднял. - Гаруспик, тяжко вздохнув, поднялся на ноги, уж на что не хотелось оставлять насиженное местечко, а нужно было. К Оспине пойду, - решил он. - В ногах валяться не буду, ещё чего. А вот вежливо испросить надо бы... Как только Артемий распрямился полностью, позади осторожно шарахнулись; всё-таки, подслушивали, сволочи. Пробных камней оставалось немного, нужно бы бросить последний. Гаруспик накрыл широкой ладонью лицо, справляясь с опостылевшей тошнотой, потёр пальцами виски. Охвата пальцев с лихвой хватало на такое дело, здоровые у него были лапы, на добрых две музыкальных октавы. Пока так стоял, отгородившись от Филина и его удалой братии, невольно подумалось, что момент сейчас для ворья славный - ударить ножом в спину, выпотрошить карманы и сумку. Забрать отцовское наследство.
- Сказал бы дом, в котором твой знахарь живёт. "Нам" не пройти - так один пройду. - Достаточно было взглянуть на Артемия, отнявшего от лица ладонь, мрачного, с решительно сведёнными к переносице бровями, чтобы понять: этот не шутит, при нужде и до Жильников дойдёт, и в Термитник заберётся, да мало ли. Тебе же, небось, с того знахаря барыш, раз упоминаешь. Ничуть не потеряешь, наоборот, наваришься.
Бурах выдержал долгую дипломатическую паузу, исподлобья испытующе созерцая Филина. На что уж он был не слепой, но мимику Грифа отследить и разгадать не мог, с таким в карты играть несподручно, разденет, как липку. Позади сдавленно хрипел и сопел давешний соглядатай, гаруспику это не нравилось - вытащить бы из схрона за шкирь, двинуть кулачиной под челюсть, чтоб неповадно было... Но нет же, в гостях - значит, будь добр, блюди приличия. Так и стояли с Филином, глядели друг на дружку, каждый - оценивая, во что другой горазд. Не дождавшись ответа, Бурах сделал выводы и, коротко кивнув вместо прощания, неторопливо развернулся, двинулся той дорогой, которой пришёл. Мимо в пляске полутени мелькнула любознательная бородатая морда подслушивавшего. Артемий усмехнулся, скроил тому зверскую рожу - смотри, мол, мне! - и стал пересекать склад под неодобрительный, шелестом листвы еле слышный шепоток криминалитета.
Выпустили без задержки - молодцы, контролировавшие выход, расступились перед ним, будто по команде. И даже порадовали неожиданной для выпивших столько настойки выправкой, почти военной. Нагоняй от Грифа не прошёл зря.
Когда склад остался немного позади чёрной громадой, заслоняющей чуть ли не треть ночного неба, Артемий снова помедлил всё по той же причине, остановился, придерживаясь рукой за живот. Сумрачный ветер холодил изрядно, лез под ворот куртки, у Бураха мгновенно замёрзли уши. В приступе неожиданного джентельменства он понял, что к Оспине сейчас всё-таки не пойдёт. Посредь ночи влезть в лагерь к ворью - одно дело, а к ней... Гаруспик ярко представил, как пол-ночи бродит возле дома Оспины, время от времени подавая голос и поколачивая в двери. С них обоих бы сталось разыграть такой сценарий, пожалуй.
Прежде чем двинуться дальше (да и непонятно ещё, куда именно "дальше"), он извлёк из сумки отцовскую шкатулку. В родном доме эта вещица ему на глаза не попадалась, но её вид, запах старины, исходивший от дерева с местами потёртым лаком, будили в нём детские воспоминания. А... Да что это я. - На шкатулке был замок, маленький, слабый - небольшого усилия хватило, чтобы скоба вышла из дерева. В руки Артемию посыпались податливые стебли твири, купюры, небольшое тавро. Среднюю сумму денег он, не пересчитывая, сразу пихнул во внутренний карман куртки, листок, исписанный убористым отцовским почерком, внимательно изучил, повздыхал задумчиво и отправил туда же. Не наследство - так, невесёлая памятка. Твириновки бы выпить, помянуть батю.

<<< улица Жильников

Спичка увлечённо долбил по двери маленького склада, но, похоже, Рубина там не было - иначе давно бы вышел на такой грохот, даже если бы спал. Точнее, если бы он спал, он бы даже скорее вышел.
Проныра занес кулак для контрольного удара, чтобы потом побежать в какое-нибудь другое место, время-то поджимало, как кто-то его сцапал за воротник и поднял легко, как котёнка за шкирку.
Перед глазами Спички внезапно оказался Рубин, явно чем-то недовольный.
- Эй, малёк, тебе помочь?
- С товарищем беда, - выпалил мальчик, чувствуя, как врезается в горло воротник. - Его крыса укусила, - добавил он куда более сипло. Пару раз дёрнул ногами, намекая, что нужно вернуть его обратно на твёрдую землю. И затараторил, не в силах дождаться приземления, а вдруг укус крысы - недостаточно серьёзная причина для врачебного осмотра?
- ... и теперь он отключился и лежит, бредит что-то, сам горячий, будто день на солнцепёке провёл и мокрый весь, точно из ведра облили. Я хотел его самого привести, но не смог, оставил пока там, у Жилки, на траве!
Слегка саднили оцарапанные о дверь кулаки. Спичка терпеливо ждал, свисая в одном из самых неудобных положений в мире. В какой-то иной ситуации он бы давно уже выскочил из куртки и дал дёру, но сейчас и куртка чужая, и бежать ни к чему.

Отредактировано Спичка (2012-04-26 09:42:17)

Не выпуская воротник куртки из руки, Рубин поставил мальца на землю. Гнев оставил мужчину, сменившись усталостью. «Что он там несёт? Мальчишку крыса укусила? Ну, так пускай йодом помажет». Стах разжал пальцы, оставляя Спичку в покое. Паренёк словно почувствовал, что Стах мало заинтересован какой- то крысой, стал сыпать подробностями. «Видно с подарком был грызун, не повезло парню».
   Стах стоял, покачиваясь, пошли вторые сутки, как он не смыкал глаз. Люди гибли десятками, ветер, долетавший с  Жилки, даже сюда доносил стоны из заражённого района. Возле ноги врача стояло то, ради чего он отдал бы не одну жизнь. Пусть сырое, тёмное, совсем ещё никчемное, но дающее надежду, что всё не напрасно. Нужно ещё разобраться с беглыми мясниками и найти способ поймать дракона за хвост… И он, так или иначе, добудет живое сер…
   Рубин резко распахнул глаза. Кажется, он заснул стоя. Мужчина недоумённо смотрел на Спичку, словно не понимая, где сейчас находится. Не прошло и минуты, как тяжёлые веки опустились, прикрывая глаза, но разум уже почуявший отдых, успел забиться в какую-то щель и с трудом выползал оттуда. Стах помотал головой, приходя в себя. «Надо бы укол сделать, это даст ещё немного времени». Бывший наёмник знал, как подстегнуть организм, что бы тот перестал коситься в сторону кровати.
  Стах наклонился к своей, стоящей на земле сумке, раскрыв её, достал небольшую плоскую бутылку и протянул Спичке.
- В рот парню влей, голову загни назад и нос ему пальцами сожми, пусть глотка три сделает, - мрачная горечь сквозила в голосе врача, забирая у парня надежду, что вот, сейчас, дяденька всё бросит и побежит спасать его друга, - больше не стоит, - эторфин плескался в пузырьке, протянутом мальчику.
   Внезапно, где-то недалеко бабахнуло. Обычная тишина и покой складов была нарушена громким грохотом.
«Бурах! Или Данковский», - обожгла внезапная мысль. Скорей всего кто-то из них мог наделать столько шума, наверняка дурные головы полезли к Грифу. Чертыхнувшись, Станислав глянул на мальца. Оставить его здесь? Обманутый в своих надеждах пацан мог натворить глупостей. «Ладно, на месте разберёмся, может, ещё и к товарищу твоему наведаемся». Бутылка с медикаментом вернулась на место. Рубин усмехнулся.
- Пошли, парень, глянем, что за мыши тут бучу устроили, - Стах прищурился, оглядываясь и выбирая дорогу к источнику звука, ладонь снова легла Спичке на шею - ежели что случится, сумку мою прихвати и беги отсюда, беги, так как никогда не бегал. В сумке стекляшки разные и бумаги - их не тронь! Я тебя за них с того света достану! Только ампулку чёрного цвета возьми, другу своему дай, скорей всего поможет, а остальное… найдёшь Данковского – ему отдашь! Понял? Стах не сомневался, что малец знает кто это - о приезжем докторе слышал весь город.
Лицо мужчины стало жестоким и хищным, неприятным. Спичка конечно мог и сбежать, но другого выхода у Рубина не было. Подхватив сумку, Стах быстро и не оглядываясь на мальца, завернул за угол ангара, проскользнул вдоль него, завернул ещё за один склад и, пройдя его, шагнул в незаметную дыру заставленную от любопытных взоров бочками. С трудом протиснулся и чертыхнулся. Он совершенно забыл, что недавно, расчищая зачем-то ангар, этот проход завалили хламом. И как раз с той стороны кучи раздалась канонада выстрелов. Это было странным, в складах не стреляли, всё делалось тихо, только хрипение и бульканье из перерезанных глоток доносилось обычно.  А тут целая война. Да как-то странно звучали выстрелы, не мог Стах припомнить оружия, что могло с такой скоростью пули выплёвывать. Рубин, ухватившись за край какого-то стального ящика, подпрыгнул и подтянулся, вытаскивая себя наверх, осторожно высунув голову из-за скрученной в петлю рельсины, оглядел пространство. Войны не было и никто не стрелял, лишь какой-то мужик, старался вытащить ногой железяку, что увязла в конструкции, от чего железные детальки, подпрыгивая словно лягушки, дробно сыпались из той кучи на которой стоял Стах. Ни Бураха, ни Данковского, ни войны и потерянное время.  В руках у стоящего внизу мужчины обмякло маленькое тело, и в мыслях врача почему-то завертелось про местные кровожадные обычаи, кровь и ритуалы, про тянущуюся из кровавых луж твирь и про шампур и жаренное мясо, от всего этого стало мерзко. Он развернулся, что бы не пустить сюда Спичку, который наверняка полез следом, и вдруг, только успев поднять сумку вверх, с грохотом полетел вниз. Видно врач добавил в неустойчивую конструкцию веса и та лавиной со скрежетом и визгом накренилась и рухнула, увлекая за собой и Стаха.

Отредактировано Стах Рубин (2012-05-01 14:33:47)

Со временем до Петра дошло, что есть определённая зависимость между его телодвижениями и металлической канонадой вокруг. Прекращение попыток высвободить ногу, правда, тишины не обеспечило: теперь залязгало поблизости, настораживающе и глухо. Скат складской крыши вырезал добрую половину от неба, хребты и кручи металлолома тоже не прибавляли уверенности: зажат между ними, как в лабиринте. А шум всё нарастал, обозначая чужое присутствие, наверняка недоброе. В который раз Петру припомнилось, почему брату были не по нраву его дальние вылазки. Заодно подумалось, что вот же - нету никакой пользы от трезвости, даже относительной. Всякий раз, как архитектор оказывался не в крепком подпитии, так или иначе рисковал шкурой. Одурманенным - напротив, выходил сухим из воды. То ли какие-то силы норовили поберечь того, кто не в состоянии поберечься сам...
Когда наверху металлической горы обозначились человеческие голова и плечи, Стаматину немного поплохело. Должно быть, не бандит: лиходей сразу, не спускаясь, стал бы стрелять сверху. И лежать бы Стаматину с продырявленным брюхом, пока найдут - а здесь, может, и не найдут вовсе. Этот стрелять не стал, покатился с горы кубарем. Тут перешибить хребтину - плёвое дело, - сумрачно думал Пётр. Мужик был здоровый, в плечах - так явно постатнее его, в высоту тоже, да и на вид если не свирепый, то недобрый. Пётр на кулаках и в былые времена был слабоват, а уж сейчас-то... Убегать с дополнительной ношей на руках - неудобно. Заболтать - язык заплетается. А тут ещё и недруг покосился на пацана, которого волок архитектор - лучше б запастись красноречием...
- Мелкого не трожьте, - Начал было Стаматин, тут откуда-то из-за опасного объекта вынырнул ещё один - компактный да шустрый, как метеор. Ах ты ж нехороший человек, - Укоризненно подумал архитектор, мрачно косясь на рослого мужика, поднимающегося на ноги. Ребёнка с собой взял, учить плохому... Нападение ребёнка развеяло последние сомнения: сейчас, стало быть, и взрослый к нему присоединится.
- Погоди, погоди... - Стал бормотать, уворачиваясь от мстительных мальчишкиных тычков и пытаясь уберечь от них свою ношу. Увернуться было непросто: уличный прыгучий и мобильный пацан был явно половчее гружёного Стаматина. - Да на что вам мальчишка! Денег с нас обоих много не выйдет, крови из него выжмете ещё меньше, чем, денег. А от моей крови любой Червь шарахнется - твириновая. Пустите подобру. - Надежда на то, что ему удастся воззвать к совести этих двоих, кем бы они ни были, казалась невелика. Скорее и правда заболтать, запудрить мозги, раз уж с ходу никто не начал мордобоя; ребёнок не в счёт. Сбивчиво и торопливо объясняясь, архитектор понемногу отступал. Хотелось верить, что его неуклюжие попытки попятиться были не так-то уж заметны на фоне остального творящегося произвола - падения грозного мужика, остаточного развала металлической кучи и лая собак где-то на заднем плане, фоном. Количество примет, которые были не к добру, уже, пожалуй, зашкаливало. Пётр тоскливо дёрнул плечом, ощущая, как во внутреннем кармане плаща сдвинулась зажатая между ним и пацаном фляга. Нет - ничего нету хорошего в трезвости, ей-богу.
А парнишка у него на руках, тем временем, выглядел скверно. То ли Петру показалось, то ли дыхание пацана, сперва - почти незаметное и ровное, и правда несколько участилось. Растряс я его, что ли? Тут в голову полезли непрошенные мыслишки о том, что пострадавших с травмами головы и позвоночника советуют не тревожить, даже не сдвигать с места, чтоб не потёрлись и не сместились раскрошившиеся косточки.
-Да он и так, может, загнётся. - Даже не отчаянно, а просто невесело и устало объяснил Стаматин, попеременно наблюдая то взрослого нападающего, то его юного, не по летам деятельного помощника. - Ну ладно, ушатать взрослого, но ребёнка - грех на душу возьмёте?

Страх за товарища перебил все остальные чувства и эмоции – ну, пожалуй, кроме злости. Спичка даже не понимал, чего ему сейчас больше хочется, Больку отобрать или лиходею навредить. Тот почему-то не отбивался – ну, немудрено, руки-то заняты, и только отступал и шатко пятился, не слишком ловко уворачиваясь от спичкиных тычков. А ещё он что-то говорил, но шибко тихо – и то тут же перекрыл рык Стаха:
- Про Данковского не забудь, парень!
«Помню», - Спичка услышал, но не ответил: куда важнее было не выпустить из виду товарища вместе с его похитителем. На костяшках кулаков начинали уже розоветь ссадины: ободрал об жёсткую кожу плаща, да ушиб о костистые плечи.
Мощно пахло застарелой твириновкой и машинным маслом, и смесь запахов порождала массу ненужных и неуместных ассоциаций – про то, как первый раз на железнодорожную станцию пролез, и, забравшись там почти под самую крышу, долго всматривался сквозь маленькое оконце в Степь, тщась увидеть там колоссальные силуэты авроксов. Там воздух тоже пропитал запах нагретой солнцем смазки для металла и креозота, и только у самого окошка можно было почувствовать дыхание Степи. То же дыхание, только собранное, сконцентрированное, густо плескалось в зелёных бутылках с твирином, и Спичка помнил, как в нём взыграло любопытство и он попробовал: в грудь точно налили огня, а голова зазвенела от многоголосья степных трав… Больше он к бутылке не притрагивался.
Усталость вдруг навалилась на него, как пыльный мешок, слишком много испытаний выпало сегодня на долю проныры. Из последних сил пихнув противника к стене одного из складов, он отступил на шаг, сжимая кулаки и дрожа всем телом.
-  Будет сейчас тебе кровь, гадёныш, - донёсся до него гневный голос Стаха. Спичка стремительно обернулся – чтобы тут же увидеть, как тот замахивается тяжёлым обрезком металла.
- Осторожно! – крикнул он, пытаясь предотвратить то жуткое, что может случиться, если кусок железа прилетит в и без пострадавшего товарища.

Стах убрал-таки с лица, облепившие его волосы, и вновь подумал о том, что побреется наголо. Вопль Спички заставил пригнуться, Рубин не совсем понял к кому он был обращён, то ли парнишка увидел, что незнакомец делает что-то в ответ на действия Рубина, то ли наоборот просит самого Стаха не бушевать. Но размышлять над криком мальчика было некогда и врач, пригнувшись, резко подался вперёд, выбрасывая кулак, летящий навстречу лицу незнакомца с силой парового молота.
    Словно в замедленном кино, лицо поехало и почему-то вниз. Поехать-то оно должно было и даже полететь, но после соприкосновения с его кулаком, а тут… Стах удивлённо смотрел на падающего мужчину. И тут он узнал! «Стаматин!» Взгляд ещё провожал Петра, а разум пытался загасить импульс, вложенный в удар, что выходило плохо. Пришлось, словно сайгаку прыгать через лежащее на земле тело и знакомить плечо (благо не руку, которая пролетела уже траекторию и опустилась), с железной стеной склада. От встречи плеча со складом на врача посыпалась ржавчина и какая-то труха. Железная болванка брякала по каменистой земле, упрыгивая, словно лягушонок, куда-то вдоль стены.
   И Пётр его признал. Ох, и признал же. И ведь надо же что вспомнил. Брови Рубина и без того близкие, сошлись вовсе в сплошную полосу, а морщина идущая вдоль лба стала похожей на каньон, пересекающий равнину. Стаматин продолжил болтать лишнее и Стах пожалел, что не попал ему по лицу, тот хотя бы заткнулся. «Ну да ладно, за бред пьяный принять можно ежели что». Но словесный понос нужно было срочно хотя бы прекратить, чтобы не было сказано ещё больше.
- Что же ты, Пётр, по складам шляешься, да в такую пору? Да малого ещё с собой приволок.
   В воздухе отчётливо запахло твирином. Мальчишка застонал, вздрагивая и сжимаясь в позу зародыша. Врач горой застыл над лежащей парочкой, с удивлением рассматривая на Стаматине паренька. Вдруг Стах резко присел, сдёрнул рукав своей рубашки вниз и, прикрыв им пальцы, обхватил и повернул к себе лицо, лежащего на груди Петра мальчика. Оглянувшись, глянул на Спичку, чертыхнулся и, выпустив лицо, схватил и задрал штанину парню сначала на одной ноге, а затем на второй…
  Вокруг прокуса надулась багровая, готовая порваться кожа, краснота рваными краями расползалась вокруг раны.
- Господи… - врач резко развернулся и, ухватив Спичку за руку, притянул к себе. – Это его крыса тяпнула?
  Ожидая ответа, отпустил спичкину руку и снова повернул к себе лицо лежащего ребёнка. Оттянул вниз веко, вглядываясь в закатившиеся под них белки, открыл ему рот и, поворачивая голову, что бы лучи солнца попадали в него, пристально рассмотрел глотку. Тяжело вздохнул и посмотрел на Стаматина используемого в качестве смотрового стола.
- Петь, ты пил сегодня? Скажи правду ради Тураха! – Стах внимательно вглядывался в помятое лицо архитектора и, словно прося о самом важном на свете, произнёс, - ну же, скажи, что пил.
Рубин, не глядя на Спичку, вытянул руку к стоящей невдалеке своей сумке и, указывая на неё тем же движением, что делал Исидор, тихо попросил:
- Подай-ка, малец.

Отредактировано Стах Рубин (2012-06-26 06:47:26)

- Мог бы - не волок... - Сумрачно отозвался Пётр, целиком поглощённый скорбью по разбитой фляге. На донце была мерзость, отстоялось самое ядовитое, что было в ведьмовском зелье, но даже этот небогатый остаток, текущий по пальцам, вызывал у архитектора искреннюю тоску и отчаяние. Если б не зрители, облизал бы пыльную ладонь. А то ещё сама фляга: старая керамика со стёршимся, осыпающимся чешуйками слоем краски, которая потеряла от времени даже признак первоначального цвета. Фляга была оставлена в баре каким-то рассеянным постояльцем в один из первых дней после открытия, полюбилась Петру - не так греет купленное на свои, как украденное или случайно, левой удачей доставшееся.
А тут ещё Рубин будет его наставлять, как юнца какого неразумного.
- Шёл, значит, вдоль насыпи, смотрю - м-мелкий на земле валяется, то ли живой, то ли мёртвый... Что его, оставлять, что ли, на погибель? А ты что ж, - Стаматин вполоборота уставился на малолетнего рубиновского спутника. Видать, тот чувствовал, что нашкодил: надёжно упрятался за взрослого и таращился из-за тяжёлой руки. Похоже, что без особого сожаления; скорее, с любопытством. Что поделать. На детей и сердиться-то толком не получается. - Твой знакомец, выходит? Что ж ты оставил его, на помощь не позвал? Охранцы там рядом, того... Ходили... Да хотя бы у них. Если б не помогли, так добили бы, чтоб не мучился. - К охранцам у Петра подспудно было самое трепетное и нежное отношение: завидел издали - сваливай, если в состоянии переставлять ноги.
Как водится, вдогонку до него дошло, что, может статься, паренёк-то и побежал за подмогой. Если б не петрово вмешательство - может, и добежал бы, вернулся, и Петру не пришлось бы плясать, уворачиваясь от этих двоих. Балда. Верно брат говорил.
Страдальчески морща лицо, Стаматин сдвинулся с места, переложил пострадавшего пацана поверх себя, чтоб удобней, но на ноги подниматься не стал. Надо было подержать мелкого, да и Рубин за работой был так отрешённо скор, что аж оторопь брала и снова напрашивались механические, машинные ассоциации, мол, не иди супротив паровоза.
- Петь, ты пил сегодня? Скажи правду ради Тураха!
- Ну, пил. - В голосе Стаматина была в равных долях намешана оскорблённая добродетель и лёгкое возмущение - мол, как же так, у кого гонору-то хватило предположить, что он, Пётр, начал день посуху. - А Вам что с того? Лишнего не держим. - Вымазанный в мазуте Рубин-врач выглядел немногим менее грозно, чем вымазанный в мазуте Рубин-нападающий. Что-то не к добру он спрашивает.

Отредактировано Пётр Стаматин (2012-07-08 14:31:38)

- Ну, пил...
Стах выдохнул, но острый взгляд искал в лице Петра подтверждения, нос принюхивался – не перегаром ли пахнет, правда ли свежим. Но запах из разбитой глиняной бутылки перебивал любую возможность определить что либо. Оставалось только надеяться на правдивость петровых слов.
Из-за спины донеслось шуршание, Рубин оглянулся. Паренёк, что недавно задиристо скакал на Петра, побледнел и сполз по стенке вниз. «Эй, парень- парень, ты не вздумай сейчас пасть!» Мелькнули мысли о заражении. «Не возможно! Слишком малое время прошло. Песчанка не могла успеть полностью захватить организм и начать разбрасывать свои споры. Хотя… нынче всё не так. Надо бы хоть обеззаразить, пока до прозекторской не добрались». 
  Свербяще ударил в ноздри запах спирта. На мгновение, забыв про всё, Стах притянул к себе принесённую Спичкой сумку и распахнул. Замер, не веря своим глазам, большие кисти сжались на краях сумки, до побеления костяшек, грозя разорвать её пополам. В каше из осколков,  порошка антибиотика и спирта, тускло мерцали только две крохотные ампулки. За спиной врача засопело – Спичка подкрался сзади, выводя Рубина из ступора. Дрогнувшими пальцами, Стах осторожно достал оставшиеся ампулки, вытащил из кармана носовой платок и нежно, словно новорожденного котёнка, завернул вакцины в тряпку. Спрятал в нагрудный карман.
   Голова разболелась. Хотелось сейчас плюнуть на всё и, шагая большими шагами по степи, приближаться к юрте одонга, у которого недавно дочь станцевала свой первый танец. Положить ей голову на колени и, не думая ни о чём, смотреть, как серые тучи плывут по низкому небу. Тоскливой трелью флейты пронеслась мысль, что нужен материал для опытов, а рядом только один образец. Врач уставился на распластанного, на груди Стаматина мальчика. Можно сейчас подняться, взяв малыша в охапку и, оставив Спичку с Петром, уйти, что бы никогда, и никто больше не увидел этого ребёнка. Голова заболела сильней, шрам ныл, изводя и заставляя щёку дёргаться, кривя своими движениями стаховские губы.
     Внимание врача привлекло, скатившееся с Петра донышко, зазубристые края которого охраняли мутный осадок – гущу, пускай ядовитую, пускай отвратную, но столь в данной ситуации спасительную. Пальцами аккуратно взял осколок, вытряхнул содержимое себе на ладони и размазал по рукам. Прижал ладонь себе к губам и носу и, добавляя к маслянистым разводам твириновую няшу, провёл по лицу. Вновь тряхнул сумку, откидывая из угла в угол осколки, достал бикс и бутылёк с морфием, развёл порошок в мензурке водой для инъекций и набрал шприцом.
   Руки работали сами. Разум практически не контролировал отработанные движения, Рубин только внутренне досадовал на условия, но выбирать не приходилось. В окопах, порой, ещё и сверху от взрывов землёй присыпало.
Врач достал жгут, что местные, вечно пьяные мужики через одного при себе носили, задрал рукав и обмотал мальчику руку, затянул, и, стукнув пальцами по нежной коже, под которой голубели тонкие жилки, воткнул сверкнувшую каплей на жале иглу под кожу. Мальчик дёрнулся, забился, но железная хватка мужчины не давала его руке шевелиться. Дёрнул, распуская жгут. Со стоном ребёнок затих, выпрямляя и снова поджимая ноги к животу. Шприц медленно опустел. Товарищ Спички ближайшие три часа будет спокоен. Стах перенёс жгут на ногу мальчика и чуть повыше укуса, довольно туго затянул. Если песчанка уже пробралась в тело, то хотя бы зараза с зубов грызуна не потащится вместе с кровью по жилам.
- Так… здесь помочь ему мне больше нечем.
  Стах убрал шприц в бикс и засунул коробочку обратно. Из сумки рука вынырнула уже со скальпелем. Спящий пацан вмиг слетел со Стаматина на землю, сдвинутый рукой врача в сторону. Хмурый мужчина сгрёб петрову рубашку на груди и поднёс острие скальпеля к архитектору.
- Не дёргайся, Пётр, а то поцарапаю, - глухо усмехнувшись, Рубин пластанул по ткани, выхватывая измоченный в твирине кусок. Поглядел на дело рук своих и усмехнулся вновь:
- У меня дыра под сердцем. Так, кажется, ноет земляная Оспина? – разделил ткань на две половины и одну протянул Спичке.
- На, малой, сквозь неё дыши, от лица не вздумай убирать, - вторую половину прижал к лицу архитектора, - слышь, Пётр? Прижми малёха, давай ко мне дойдём, а там я тебе ещё твирину плескану? Что бы загладить, значит, порчу имущества.
Стах кивнул на осколки бутыля и резаную рубаху Стаматина. Поднялся, ухватил Больку и, закидывая ребёнка, словно пушинку, на плечо, пошёл в сторону своей прозекторской. Остановился на минуту и оглянулся, кивнув Спичке на сумку.
- Прихвати, малой.
Поправил обмякшее на плече тело и тяжело зашагал к своему складу.

Отредактировано Стах Рубин (2012-07-09 18:39:34)